дальше«Не надо», – говорит он тихо, и ему хочется отшатнуться, но всё его тело словно застыло. Правая рука Гога как змея обвила его шею, и даже спустя почти восемь лет, когда Малкольм вот так же хватает его в ржавом сливном контейнере с водой, он ощущает себя столь же беспомощно, как в тот момент.
«Да не трясись ты, пухлик», – говорит Гог, а у Дэнниса всё переворачивается внутри, стоит ему только услышать старое прозвище. Его отец уже который год мотает срок, о чём он старается не думать (и о чём Джордж никак не даёт ему забыть), и если бы он задумался, то понял бы, что Гог делает всё это лишь чтобы уколоть побольнее, унизить его. Только потом, спустя годы, когда Гог притаскивает домой щенка, смахивающего на миниатюрную версию пса, который чуть не сожрал Дэнниса в детстве, тот наконец понимает, что всё это время Гог пытался задеть его, причинить боль (Дэннис всегда плохо распознавал и не замечал в людях потенциальную опасность).
Палец Гога скользит по курку, и Дэннис напрягается, невнятное «Пусти, прошу» доносится из складок рукава на прижимающей его руке.
Проходит несколько долгих минут, после которых Гог наконец отпускает его, и Дэннис падает на колени, дрожа и трясясь. Джордж сочувственно качает головой, глядя на него и бормоча: «Да я ж просто играл», бубня: «Слабак», и разглядывает патронник, только сейчас решая проверить, заряжен ли пистолет.
Шесть патронов, полностью заряжен.
«Ого», – Гог усмехается, – «ты только погляди». Как будто для него запугать и чуть не прикончить друга – так, просто забава. Дэннис зажмуривается и изо всех сил старается не сблевать.
(Гог убирает пистолет и оставляет Дэнниса тут, плачущим, в спальне родителей, когда ему надоедают его всхлипы и слёзы).
Минут через двадцать он объявляется снова, протягивает Дэннису шоколадное печенье и ведёт себя как ни в чем не бывало.
Дэннису Северсу одиннадцать, когда впервые (и это единственный раз) Джордж Бивин приставляет к его виску пистолет, но на протяжении следующих восьми лет – до самого конца короткой жизни Гога – он всё время чувствует его, каждый раз, когда Гог давит на него, к нему возвращается это ощущение опасности и холодного металла, прижимающегося к его щеке, как напоминание.
Частенько, почти всегда Дэннису нравится тусоваться с Гогом. Гог его ближайший друг, лучший кореш, и если не считать того случая с пистолетом (а иногда Дэннису кажется, что вся его жизнь – сплошные «случаи»; случай с пистолетом, случай с отцом, случай с органами опеки) всё вроде бы ничего. Удушение, контроль. Гог всегда хочет знать, где Дэннис (и он всегда узнаёт то, о чём Дэннис ему не говорит и не хочет говорить). Ничего очевидного напоказ (ничего, за исключением синяков на руке, оставленных его пальцами, быть может, ещё растянутого запястья, да и то было лишь пару раз), и вот так оно назревает втайне от него, пока не становится слишком поздно (да даже если б Дэннис заметил это раньше – что бы он мог поделать?). Гог всегда переходит все границы (пока он вовсе не забывает, что они существуют, эти границы), всегда давит на Дэнниса, и Дэннис поддаётся. Два шага вперёд и один назад. Они танцуют этот танец вместе, незаметно для него самого, пока он не оказывается припёртым к стенке.
Иногда кажется, что Гог годами его загонял, преследовал, а он только сейчас заметил это (в ту ночь, когда Гог загоняет его на самый верхний этаж дома, и Скарлет Пакнадель погибает, для себя он решает больше никогда не убегать).
Дэннису четырнадцать, когда Джордж просит его о чём-то, на что он не хочет идти, хотя «просит» – слишком мягкое описание того, что было в ночь пятнадцатого дня рождения Гога, когда его родители были чёрт знает где, а Эмили у бабушки. Просьба подразумевает, что кому-то важна чья-то реакция на эту просьбу. «Попросить» – это значит «просить позволения», а Гог не просит, он берёт, что хочет. Слишком много выпивки, а Дэннис чуть больше полуметра ростом, и он просто в хлам, и Гог шепчет ему на ухо, и комната вертится перед глазами – хреновое сочетание; столько литров выпивки из запасника папаши Гога и столько метров до двери. Он чувствует тепло его груди, когда Гог прижимается к нему, коленкой раздвигая его ноги, и… (Дэннис отшатывается к стене и пытается ускользнуть, но Гог обхватывает его талию рукой и притягивает ближе).
Гог всегда был жёстким в том, в чём был мягок Дэннис: лицо, тело, сердце. Когда он прижимает Дэнниса к стене в спальне, расставив руки по бокам от его головы – чтобы не сбежал – он жесток во всех смыслах, и Дэннис всё не может понять, почему. Хотя ему и не надо понимать. Гог приставляет к его голове два пальца, как воображаемый револьвер, и приказ становится ясен. Дэннис замирает под его тяжестью, и Гог ухмыляется (Дэннису четырнадцать, и Гог тянет вверх его свитер, и уже кажется, что он давно разучился говорить «нет»).
Гог тянется к его ремню. Дэннис качает головой, но Гог лишь усмехается.
После всего он предлагает Дэннису сигарету. Тот берет её дрожащими руками, и кажется, что Гог намеренно не замечает слёз на его лице.
Когда на следующий день он добирается до дома, его выворачивает так, что во рту чувствуется привкус крови. Мама ругает его за похмелье («Дэннис иногда отбивается от рук», – говорит она Кеву спустя пару лет), а он лишь кивает и не настаивает на другом.
Когда Дэннису исполняется шестнадцать, он набивает себе татуировку. Довольно большая тату для первого раза, и это было больно (это ничего, ведь он сам так решил), но она ему нравится, и он хочет, чтобы так и было. Лишь в восемнадцать он прочтёт книги Стига Ларссона и прочувствует всю иронию в том, что набил он именно дракона (а в девятнадцать он увидит ожоги Кева, и у иронии появится горьковатый привкус).
До того, как ему исполняется девятнадцать, никто кроме Гога не видит эту татуировку; Малыш Ал ловит его как-то в раздевалке, и глаза его комично лезут на лоб, когда он получше разглядывает самого скрытного члена их команды.
«Ого, чего ты прятал от нас, Эсбо», – говорит он, впечатлившись, и повышая голос так, чтобы привлечь внимание остальных. – «Теперь-то ты так просто от меня не уйдешь!»
«Воу, вот это круто!» – присвистывает Зигги. Эсбо краснеет, а Роб смеётся. «Парень с татуировкой дракона» или, для краткости, «Саландер» – новое его прозвище теперь, и Дэннис не против (получше будет, чем «Эсбо», хотя бы смысл его поприятнее), хотя он чувствует укол вины, когда Ал впервые так называет его при Кеве. Кев смотрит на него поверх утренней газеты с видом недовольного папаши, и Эсбо улыбается. С момента смерти Гога между ними поначалу пролегла пропасть, и хотя Эсбо теперь свободен (от угрозы загреметь в тюрьму, от Гога, и даже от Мэла), но желание уменьшиться и извиняться за одно лишь своё существование до сих пор не искоренено до конца. Смерть Гога привнесла многое, но Эсбо до сих пор каждый день по кусочкам сбрасывает оковы вины.
(«Здаров, парень с татуировкой дракона», – говорит Роб, проходя мимо и взъерошивая его волосы. Раньше это было большой тайной – его татуировка, его прошлое, то, кем он был на самом деле. Но потом Кев взял его за грудки и свесил с лестничных перил, а потом умер Гог, а Кев и Мэл теперь не в команде, и Эсбо свободнее, чем когда-либо).
«Почему ты набил её, Эсбо?» – спрашивает Зигги, когда они вместе с Дэннисом смотрят на дымящиеся останки старого школьного спортзала (возгорание проводки; неисправность проводов, все успешно эвакуированы).
Дэннис сам удивляется, когда говорит ей правду: «Мне было шестнадцать… Я хотел доказать, что моё тело принадлежит мне».
Эсбо кажется, что она приподнимает бровь, когда спрашивает его: «А это было под вопросом?» – хотя на ней пожарный противогаз.
Он пожимает плечами: «Да, к сожалению», – и, щурясь из-за солнечного света, глядит на обломки, на оплавившиеся остатки лестницы, по которой он поднимался ещё пару часов назад.
Зигги кивает: «Я понимаю, о чём ты», – и дружески пихает его плечом, пока они идут обратно к группе.
Когда Дэннису шестнадцать, он делает татуировку, потому что хочет, чтобы на его теле было что-то, чего хочет он. Он хочет принять решение без дула пистолета, прижатого к его виску. Он хочет измениться, хотя бы поверхностно, но на своих условиях, чтобы было напоминание о том, что Гог, может быть, и владеет им, но не целиком и полностью. Это что-то – символ независимости, и это самое большое проявление бунтарства до тех самых пор, пока он не решается стать пожарным в семнадцать лет.
Позже, когда правда о пожаре в Черлилль-Эстейт всплывает, и когда Гог уже мёртв, Эсбо надеется, что Кев не сумеет соединить все обрывки картины (он без колебаний спрятал эту часть своей души от Кева, и поступил бы так снова, и ещё раз, если бы потребовалось; просто есть такие вещи, которые он предпочёл был спрятать даже от старика, испытывая странное стремление уберечь его от этого, чисто из привязанности к нему) и не станет задавать вопросы. Ему кажется, что уйти от ответа на прямой вопрос у него не выйдет. Если уж в последний – и единственный раз – когда Эсбо солгал Кеву, тот его чуть не сбросил с лестницы (а что это говорит об Эсбо, раз тот до сих пор любит своего босса?), Кев не должен знать о том, что произошло в ночь пятнадцатого дня рождения Гога. И ему не надо знать, что тот раз был не единственный. Кеву нравится спасать людей – а в какой-то мере, он убил Гога ради Эсбо, словно жутким образом подражая тому, как кошки приносят своим хозяевам мёртвых мышей – так что он не должен знать, что опоздал со спасением лет на пять.
Когда Дэннису восемнадцать, он распахивает дверь квартиры перед носом у Гога, и тот в ярости. Никакие слова не могут его успокоить, никакие протесты не вернут Дэнниса обратно ко сну, а Гога к его обычным делам. Гог взялся за дело, и он всегда получает то, что хочет. На Дэннисе всё ещё его пижама и лишь один ботинок, когда Гог вытаскивает его за дверь. Его волосы не просохли после душа, и всё, чего он сейчас хочет – только спать.
Когда Дэннису Северсу восемнадцать, он пытается спасти соседскую девочку, но лишь стравливает Кева Эллисона с Джорджем. Дэннис не подозревает об этом, но всё, происходившее тогда, в конце концов спасло ему жизнь (также он ещё не знает, что Джордж сломал два ребра Кеву и избил его по почкам). Пальцы Джорджа впиваются в его кожу, пока они сбегают по лестнице, и когда они оба уже оказываются в аллее позади Черчилль-Эстейт, на его запястьях следы его рук, а в лёгких – дым.
«Какого чёрта ты творил?» – спрашивает Гог, и говорит он это не на обычный устрашающе-тихий манер, а обвиняет, и в его глазах виден какой-то странный проблеск, похожий на беспокойство.
«Я лишь», – отвечает он и давится словами «я лишь хотел спасти ребёнка», потому что это не то, что хотел бы услышать Гог, ведь это он заставил его бросить её, и Дэннис никак не может отдышаться с того момента, как Гог вытащил его из кухни, пинающегося и вопящего. «Я лишь», – он снова пытается сказать, но слишком поздно, слишком, блять, поздно, никак не спасти ни одного из них, и он давится от отчаяния.
Он слышит взрыв через пару секунд позади них, он чувствует запах горелой плоти и он знает, что произошло что-то ужасное, из-за них, и он отталкивает Гога в сторону. А оттолкнуть Гога – всё равно что сказать «нет». Это неприемлемо, это выходит за все рамки дозволенного, но он делает это всё равно, потому что ему наплевать. Наплевать на свою жизнь, на всё. Джордж изучает внимательно его выражение лица и подаётся вперёд, кладёт руку Дэннису на горло – это должно было быть устрашением, но он слишком устал. Гог годами держал у его виска этот воображаемый пистолет, и иногда Дэннису хотелось, чтоб он уже нажал на курок.
Ему наплевать. Наплевать, что Гог прижимает его к стене в той аллее, и ему наплевать, что его бывший лучший друг заставляет его опускаться на колени и отсасывать ему, в то время, как пожар позади них всё ещё пылает, наплевать, потому что пару минут назад он держал на руках Скарлет, а сейчас нет, и он знает, что слишком поздно. Слишком поздно, и слишком несправедливо, и когда его спина ударяется о стену, он закрывает глаза.
Эсбо совершенно серьёзен, когда говорит Кеву, что не хочет видеть, как они вытащат тело Гога. Это уже слишком, и в то же время, недостаточно, и он не уверен, что справится с этим. Гог запретил ему плакать.
Вся его прошлая жизнь делилась на «До пожара» и «После пожара». Теперь она делится на «Гог» и «После Гога». Потеря чего-то, кого-то настолько важного – даже если это что-то было не самым хорошим в твоей жизни – переворачивает всё с ног на голову. Эсбо чувствует боль в груди, когда он передаёт Эмили в руки врачей скорой, и один из них спрашивает, в порядке ли он. Эсбо не уверен, кивнул он или качнул головой, но врач уже ведёт его к носилкам, велит ему сесть и зажать голову между колен. Гог мёртв, Гог мёртв, Гог мёртв, и это не кажется ему правдой. Гог не заслуживает его слез, но впервые рядом нет никого, кто прикажет ему, как быть, и Дэннис просто плачет.
Он опознает тело. Сам Дэннис не назвал бы себя смелым, но он не жесток, он не может позволить Эмили пройти через это. Гог не похож на Гога, он похож на жалкое, слабое подобие самого себя, и Дэннис рад – хоть чему-то он рад – что Эмили этого видеть не пришлось. Он смотрит на руки Гога, отмытые от сажи и по-странному бескровные, и думает: «Эти руки причиняли мне боль». Он смотрит на них, пытается уложить у себя в голове, что они больше не представляют для него угрозы, и всё происходящее кажется ему нереальным. Он проводит большим пальцем по собственным костяшкам, как по напоминаниям о том, как он наконец решил дать отпор, и в голове его мысль: «Всё не может быть так просто» (мысль «Всё не может быть так тяжело»).
«Это он», – говорит Дэннис медсестре, и в его голосе слышен надлом, которого он не ожидал там обнаружить. Быть может, всему виной дым, которым он надышался.
«Ваш друг?» – сочувственно спрашивает медсестра, откладывая бумаги в сторону. Он качает головой.
«Он…» – кто-то, кто любил меня, кто-то, кто знал меня лучше всех на свете, кто-то, кто попытался меня уничтожить, – «…бывший». – Он пытается сказать это обыденным тоном, но у него не очень хорошо выходит. Назвать Гога другом было бы неправильно, но и назвать его никем – тоже не дело.
«Мне жаль», – говорит она, выводя его из помещения, и ему знаком её тон. Таким же голосом Кев разговаривает с пострадавшими, увидевшими что-то ужасное. Ему хочется рассмеяться.
«Не стоит сожалеть», – отвечает он, зная, что она спишет его неожиданный ответ на горе, в то время как он спишет своё неожиданное горе на шок.
Двери больницы захлопываются за его спиной, и он глубоко вдыхает свежий воздух. Дымом больше не пахнет.
@темы: Сериалы, Писанина, I SHIP DAT SHIP BIATCH, OH NO YOU, eggy